Гораций как теоретик литературы, эстетическая программа в «Науке поэзии» («Послание к Вписонам»). Дневник чтения
Гораций Квинт
Наука поэзии
Квинт Гораций Флакк
Наука поэзии
Если бы женскую голову к шее коня живописец
Вздумал приставить и, разные члены собрав отовсюду,
Перьями их распестрил, чтоб прекрасная женщина сверху
Кончилась снизу уродливой рыбой, - смотря на такую
Выставку, други, могли ли бы вы удержаться от смеха?
Верьте, Пизоны! На эту картину должна быть похожа
Книга, в которой все мысли, как бред у больного горячкой.
Где голова, где нога - без согласия с целым составом!
Знаю: все смеют поэт с живописцем - и все им возможно,
10 Что захотят. Мы и сами не прочь от подобной свободы,
И другому готовы дозволить ее; но с условьем,
Чтобы дикие звери не были вместе с ручными,
Змеи в сообществе птиц, и с ягнятами лютые тигры!
К пышному, много собой обещавшему громко началу
Часто блистающий издали л_о_скут пришит пурпуровый,
Или описан Дианин алтарь, или резвый источник,
Вьющийся между цветущих лугов, или Рейн величавый,
Или цветистая радуга на небе мутно-дождливом.
Но у места ль она? Ты, быть может, умеешь прекрасно
20 Кипарис написать? Но к чему, где заказан разбитый
Бурей корабль с безнадежным пловцом? Ты работал амфору
И вертел ты, вертел колесо, - а сработалась кружка!
Знай же, художник, что нужны во всем простота и единство.
Большею частью, Пизоны, отец и достойные дети!
Мы, стихотворцы, бываем наружным обмануты блеском.
Кратким ли быть я хочу - выражаюсь темно, захочу ли
Нежным быть - слабым кажусь; быть высоким
впадаю в надутость!
Этот робеет и, бури страшась, пресмыкается долу;
Этот, любя чудеса, представляет в лесу нам дельфина,
30 Вепря плывущим в волнах! - И поверьте, не зная искусства,
Избежавши ошибки одной, подвергаешься большей!
Близко от школы Эмилия был же художник, умевший
Ногти и мягкие волосы в бронзе ваять превосходно.
В целом он был неудачен, обнять не умея единства.
Ежели я что пишу, не хотел бы ему быть подобным;
Так же как я не хочу с безобразным быть носом, имея
Черные очи или прекрасные черные кудри.
Всякий писатель предмет выбирай, соответственный силе;
Долго рассматривай, пробуй, как ношу, поднимут ли плечи.
40 Если кто выбрал предмет по себе, ни порядок ни ясность
Не оставят его: выражение будет свободно.
Сила и прелесть порядка, я думаю, в том, чтоб писатель
Знал, чт_о_ где именно должно сказать, а все прочее - после,
Где что идет; чтоб поэмы творец знал, что взять, что откинуть,
Также чтоб был он не щедр на слова, но и скуп, и разборчив.
Если известное слово, искусным с другим сочетаньем,
Сделаешь новым - прекрасно! Но если и новым реченьем
Нужно, дотоль неизвестное нечто, назвать, - то придется
Слово такое найти, чтоб неслыхано было Цетегам.
50 Эту свободу, когда осторожен ты в выборе будешь,
Можно дозволить себе: выражение новое верно
Принято будет, когда источник его благозвучный
Греков прекрасный язык. Что римлянин Плавту дозволил,
Или Цецилию, - как запретить вам, Вергилий и Варий?..
Что ж упрекают меня, если вновь нахожу выраженья?
Энний с Катоном ведь новых вещей именами богато
Предков язык наделили; всегда дозволялось, и ныне
Тоже дозволили нам, и всегда дозволяемо будет
Новое слово ввести, современным клеймом обозначив.
60 Как листы на ветвях изменяются вместе с годами,
Прежние ж все облетят, - так слова в языке. Те, состарясь,
Гибнут, а новые, вновь народясь, расцветут и окрепнут.
Мы и все наше - дань смерти! Море ли, сжатое в пристань
(Подвиг достойный царя!), корабли охраняет от бури,
Или болото бесплодное, некогда годное веслам,
Грады соседние кормит, взрытое тяжкой сохою,
Или река переменит свой бег на удобный и лучший,
Прежде опасный для жатв: все, что смертно, то должно погибнуть!
Что ж, неужели честь слов и приятность их - вечно живущим?
70 Многие падшие вновь возродятся; другие же, ныне
Пользуясь честью, падут, лишь потребует властный обычай,
В воле которого все - и законы и правила речи!
Всем нам Гомер показал, какою описывать мерой
Грозные битвы, деянья царей и вождей знаменитых.
Прежде в неравных стихах заключалась лишь жалоба сердца,
После же чувства восторг и свершение сладких желаний!
Кто изобрел род элегий, в том спорят ученые люди,
Но и доныне их тяжба осталась еще нерешенной.
Яростный ямб изобрел Архилох, - и низкие сокки,
80 Вместе с высоким котурном, усвоили новую стопу.
К разговору способна, громка, как будто родилась
К действию жизни она, к одоленью народного шума.
Звонким же лиры струнам даровала бессмертная Муза
Славить богов и сынов их, борцов, увенчанных победой,
Бранных коней, и веселье вина, и заботы младые!
Если в поэме я не могу наблюсти все оттенки,
Все ее краски, за что же меня называть и поэтом?
Разве не стыдно незнание? стыдно только учиться?
Комик находит трагический стих неприличным предмету;
90 Ужин Фиеста - равно недостойно рассказывать просто
Разговорным стихом, языком для комедии годным.
Каждой вещи прилично природой ей данное место!
Так раздраженный Хремет порицает безумного сына
Речью, исполненной силы; нередко и трагик печальный
Жалобы стон издает языком и простым и смиренным.
Так и Тел_е_ф и Пелей в изгнаньи и бедности оба,
Бросивши пышные речи, трогают жалобой сердце!
Нет! не довольно стихам красоты; но чтоб дух услаждали
100 И повсюду, куда ни захочет поэт, увлекали!
Лица людские смеются с смеющимся, с плачущим плачут.
Если ты хочешь, чтоб плакал и я, то сам будь растроган:
Только тогда и Телеф и Пелей, и несчастье их рода
Тронут меня; а иначе или засну я от скуки,
Или же стану смеяться. Печальные речи приличны
Лику печальному, грозному - гнев, а веселому - шутки;
Важные речи идут и к наружности важной и строгой:
Ибо так внутренне нас наперед устрояет природа
К переменам судьбы, чтоб мы все на лице выражали
110 Радует что, иль гневит, иль к земле нас печалию клонит,
Сердце ль щемит, иль душа свой восторг изливает словами!
Если ж с судьбою лица у поэта язык несогласен,
В Риме и всадник и пеший народ осмеют беспощадно!
В этом есть разница: Дав говорит, иль герой знаменитый,
Старец, иль муж, или юноша, жизнью цветущей кипящий,
Знатная родом матрона, или кормилица; также
Ассириец, колхидянин, пахарь, или разносчик,
Житель ли греческих Фив, или грек же - питомец Аргоса.
«Наука поэзии» не покоится на каких-либо глубоких философских основах. Произведение Горация относится к типу «нормативных» поэтик, содержащих догматические «предписания» с позиций определенного литературного направления. Поэзия вообще, поэтическое произведение, поэт - этот ход изложения у Горация. Свободная форма «послания» позволяет ему остановиться лишь на некоторых вопросах, более или менее актуальных, с точки зрения борьбы литературных направлений в Риме. «Наука поэзии» - как бы теоретический манифест римского классицизма времени Августа.
С самого начала своей деятельности Гораций вел борьбу против безыдейных направлений. Как теоретик, он осуждает «бессодержательные стишки и звучные пустячки» и подчеркивает основополагающее значение содержания: «мудрость - основа и источник истинного литературного искусства». Гораций требует философского образования для поэта. Отсутствие внимания к форме - это то, чем страдала древняя римская литература. Идеал - «мешать полезное с приятным». Поэтому Гораций признавал за поэзией как учительное, так и развлекательное значение и считал техническую выучку столь же необходимой для поэта, как и талант
Эстетика «Наука поэзии» - классицистическая. Произведение должно быть простым, целостным и гармоничным. Асимметрия, отступления, описательные экскурсы, манерность - все это нарушения канона красоты.
Из отдельных поэтических жанров Гораций подробно останавливается только на драме. Устанавливаемый им канон предполагает трагедию классического типа. Тенденции позднейшего времени к отрыву хора от действия, к развитию повествовательной стороны и к сильным зрительным эффектам Гораций отвергает. К эллинистическим теориям восходит известное правило о том, что трагедия должна состоять из пяти актов; оно стало впоследствии одной из основных норм трагедии европейского классицизма.
Кодекс классицизма- горацианское послания
Гораций очень скоро был признан «классиком Значение Горация в том, что он, стоя; на пороге новой эпохи, относившейся с более повышенным интересом к внутреннему миру человека, оставался на почве античного материализма и сохранил оптимистическое миросозерцание, выработанное прошлым;
41. Тема любви и дружбы в творчестве овидия
С литературной деятельностью этого поэта, блестящей и легковесной, мы вступаем во вторую половину правления Августа, в период, когда творческие силы «золотого века» уже начинают иссякать (стр. 368).
Особенно тесно был связан Овидий с литературным окружением Мессалы
В литературной деятельности Овидия можно наметить три этапа: любовная поэзия (примерно, до начала н. э.), поэзия на учено-мифологические темы и, наконец, стихи времени изгнания.
Дошедший до нас сборник «Любовных стихотворений» в трех книгах.
мы снова встречаемся с серенадой, с наставлениями сводни, с корыстолюбивыми красавицами и соперником-воином, но Овидий отличается совершенно иным отношением к действительности и к литературному материалу и иными стилистическими приемами, чем его римские предшественники. Он не согласен в идеологической политике империи это - официальное преклонение перед прошлым и лозунг возрождения старинных добродетелей: к брачному законодательству Августа Овидий относится с нескрываемой иронией. «Влюбленный поэт» выступает уже вне отрыва от современности, не на фоне сельской идиллии или мифа, а в обстановке светской жизни Рима и римской улицы. Это приводит к «снижению» жанра; идеализованная любовь элегии огрубляется или становится предметом иронической игры. Овидий не претендует на изображение серьезного и глубокого чувства
Другое значительное, отличие Овидия от его предшественников состоит в том, что Овидий переносит в поэзию принципы декламационного («реторического») стиля. Это выражается прежде всего в нескончаемых вариациях одной темы. Целая элегия (I, 9), величиной в 46 стихов, построена на «обыгрывании» мысли, что влюбленный представляет собой воина на службе у Амура; Овидий нередко берет отдельный мотив, намеченный кем-либо из более ранних поэтов, и расширяет его помощью декламационной обработки до размеров большого стихотворения. Безнадежное «ненавижу и люблю» Катулла получает шутливо-игровое развертывание, а «смерть воробья» того же Катулла разбухает в большую элегию о скончавшемся попугае Коринны (поэтесса)
Декламационный стиль стал преобладающим в литературе периода империи, и творчество Овидия открывает в этом отношении новый этап развития римской поэзии.
В своем следующем сборнике «Героини»- Все письма в сущности на одну тему: разлука». тоска, одиночество, муки ревности, горестные воспоминания о начале несчастной любви, мысли о смерти, мольба о возвращении. В этой области поэт оказался большим мастером; как художественное раскрытие психологии любви,
Римской элегии изначала свойственна была претензия на «учительную» роль в сфере любви (стр. 402). Овидий делает из этого последовательный вывод и завершает свою деятельность певца любви «дидактическими» произведениями. «Наука любви» представляет собой пародийно-дидактическую поэму в стиховой форме элегии.Овидий дает своей первой части тот же заголовок - «нахождение» предмета любви; вторая часть - как добиться любви, третья - как эту любовь удержать. Наставления даются сперва для мужчин (кн. 1 - 2), затем для женщин (кн. 3). Изложение мифологическими повествованиями, бытовыми сценками, но никогда не подымается над уровнем «шаловливой любви», временных связей между знатной молодежью и полупрофессиональными гетерами.
В том же шутливо-наставительном тоне поэма уже на противоположную тему - «Лекарства от любви» (1 - 2 гг. н. э.), средства помочь тому, чья любовь безнадежна. От третьей поэмы - о косметике - сохранилось только начало.
Овидий одновременно работал над двумя ученоповествовательными поэмами каталогообразното типа: это - «Метаморфозы» («Превращения») и «Фасты» («Месяцеслов»).
тема дружбы- посвятил элегию кончине Тибулла
Следует особо отметить последнее «Послание» – «Послание к Пизонам» («Наука поэзии») . Это послание уже древние выделяли как отдельное произведение, рассматривая его как изложение теории поэтического искусства. Гораций формулирует важнейшие эстетические принципы классицизма о единстве, простоте и цельности произведения. Он говорит о содержательности искусства, о средствах воздействия на аудиторию, об общественном значении поэзии и о роли поэта. Большое внимание уделяется художественной форме и композиции произведения, критериям оценки поэтического мастерства. Сам поэт так говорит о задачах, которые ставит перед собой в этом, по его мнению, теоретическом руководстве.
Излагая свои советы Писонам, Гораций исходит как из личного литературного опыта, так и из опыта столь любимых им эллинских мастеров стиха. Его эстетические принципы находятся в гармонии с философией «золотой середины». Гораций – сторонник серьезного отношения к творчеству, не одобряет крайностей, исходит из здравого смысла, мудрости. Это определяет сформулированные им законы художественного творчества.
Изложение ведется Горацием в свободной манере, в духе живой беседы. Поэт переходит от одной темы к другой, подкрепляя теоретические выкладки ссылками на известные, апробированные литературные приемы или аналогии. В основе его рассуждений – требование единства формы и содержания. Горация, убежденного в высоком назначении искусства, по праву считают теоретиком римского литературного классицизма. Его идеал – ясность, простота, логика.
«Наука поэзии» Горация является памятником античной классической эстетики. Это произведение послужило основой для «Поэтического искусства» Н. Буало.
Сознательность творчества - характерная черта Горация. Будущий автор «Науки поэзии» с большим вниманием относится к теоретическим вопросам, и поэтическая практика никогда не расходится у него с теоретическими постулатами. Сатиры, действительно, отличаются и ораторскими и поэтическими достоинствами. Сохраняя в целом тон непринужденной беседы, Гораций блещет богатством стилистических оттенков; то фамильярный, то пародийно-приподнятый стиль сатир всегда остается наглядным и выразительным.
К последнему десятилетию жизни Горация относится также вторая книга «Посланий», посвященная вопросам литературы. Она состоит из трех писем. Первое обращено к Августу, который выражал свое неудовольствие по поводу того, что он до сих пор еще не попал в число адресатов горацианских посланий. Наиболее полное изъяснение теоретических взглядов Горация на литературу мы находим в третьем письме, в «Послании к Писонам», получившем впоследствии - еще в античные времена - наименование «Науки поэзии». Стихотворное послание Горация не представляет собой теоретического исследования, каким в свое время являлась «Поэтика» Аристотеля. Произведение Горация относится к типу «нормативных» поэтик, содержащих догматические «предписания» с позиций определенного литературного направления. Но римский поэт не ставит своей целью дать исчерпывающий трактат. Свободная форма «послания» позволяет ему остановиться лишь на некоторых вопросах, более или менее актуальных, с точки зрения борьбы литературных направлений в Риме. «Наука поэзии» - как бы теоретический манифест римского классицизма времени Августа. С самого начала своей деятельности Гораций вел борьбу против безыдейных направлений, культивировавших одни только формально-стилистические достижения. Как теоретик, он осуждает «бессодержательные стишки и звучные пустячки» и подчеркивает основополагающее значение содержания: «мудрость - основа и источник истинного литературного искусства». Как Цицерон для оратора, так Гораций требует философского образования для поэта. Вместе с тем Гораций принимает выдвинутый неотериками лозунг длительной и тщательной отделки поэтического произведения. Эстетика «Наука поэзии» - классицистическая. Произведение должно быть простым, целостным и гармоничным.
Гораций Квинт
Наука поэзии
Квинт Гораций Флакк
Наука поэзии
Если бы женскую голову к шее коня живописец
Вздумал приставить и, разные члены собрав отовсюду,
Перьями их распестрил, чтоб прекрасная женщина сверху
Кончилась снизу уродливой рыбой, - смотря на такую
Выставку, други, могли ли бы вы удержаться от смеха?
Верьте, Пизоны! На эту картину должна быть похожа
Книга, в которой все мысли, как бред у больного горячкой.
Где голова, где нога - без согласия с целым составом!
Знаю: все смеют поэт с живописцем - и все им возможно,
10 Что захотят. Мы и сами не прочь от подобной свободы,
И другому готовы дозволить ее; но с условьем,
Чтобы дикие звери не были вместе с ручными,
Змеи в сообществе птиц, и с ягнятами лютые тигры!
К пышному, много собой обещавшему громко началу
Часто блистающий издали л_о_скут пришит пурпуровый,
Или описан Дианин алтарь, или резвый источник,
Вьющийся между цветущих лугов, или Рейн величавый,
Или цветистая радуга на небе мутно-дождливом.
Но у места ль она? Ты, быть может, умеешь прекрасно
20 Кипарис написать? Но к чему, где заказан разбитый
Бурей корабль с безнадежным пловцом? Ты работал амфору
И вертел ты, вертел колесо, - а сработалась кружка!
Знай же, художник, что нужны во всем простота и единство.
Большею частью, Пизоны, отец и достойные дети!
Мы, стихотворцы, бываем наружным обмануты блеском.
Кратким ли быть я хочу - выражаюсь темно, захочу ли
Нежным быть - слабым кажусь; быть высоким
впадаю в надутость!
Этот робеет и, бури страшась, пресмыкается долу;
Этот, любя чудеса, представляет в лесу нам дельфина,
30 Вепря плывущим в волнах! - И поверьте, не зная искусства,
Избежавши ошибки одной, подвергаешься большей!
Близко от школы Эмилия был же художник, умевший
Ногти и мягкие волосы в бронзе ваять превосходно.
В целом он был неудачен, обнять не умея единства.
Ежели я что пишу, не хотел бы ему быть подобным;
Так же как я не хочу с безобразным быть носом, имея
Черные очи или прекрасные черные кудри.
Всякий писатель предмет выбирай, соответственный силе;
Долго рассматривай, пробуй, как ношу, поднимут ли плечи.
40 Если кто выбрал предмет по себе, ни порядок ни ясность
Не оставят его: выражение будет свободно.
Сила и прелесть порядка, я думаю, в том, чтоб писатель
Знал, чт_о_ где именно должно сказать, а все прочее - после,
Где что идет; чтоб поэмы творец знал, что взять, что откинуть,
Также чтоб был он не щедр на слова, но и скуп, и разборчив.
Если известное слово, искусным с другим сочетаньем,
Сделаешь новым - прекрасно! Но если и новым реченьем
Нужно, дотоль неизвестное нечто, назвать, - то придется
Слово такое найти, чтоб неслыхано было Цетегам.
50 Эту свободу, когда осторожен ты в выборе будешь,
Можно дозволить себе: выражение новое верно
Принято будет, когда источник его благозвучный
Греков прекрасный язык. Что римлянин Плавту дозволил,
Или Цецилию, - как запретить вам, Вергилий и Варий?..
Что ж упрекают меня, если вновь нахожу выраженья?
Энний с Катоном ведь новых вещей именами богато
Предков язык наделили; всегда дозволялось, и ныне
Тоже дозволили нам, и всегда дозволяемо будет
Новое слово ввести, современным клеймом обозначив.
60 Как листы на ветвях изменяются вместе с годами,
Прежние ж все облетят, - так слова в языке. Те, состарясь,
Гибнут, а новые, вновь народясь, расцветут и окрепнут.
Мы и все наше - дань смерти! Море ли, сжатое в пристань
(Подвиг достойный царя!), корабли охраняет от бури,
Или болото бесплодное, некогда годное веслам,
Грады соседние кормит, взрытое тяжкой сохою,
Или река переменит свой бег на удобный и лучший,
Прежде опасный для жатв: все, что смертно, то должно погибнуть!
Что ж, неужели честь слов и приятность их - вечно живущим?
70 Многие падшие вновь возродятся; другие же, ныне
Пользуясь честью, падут, лишь потребует властный обычай,
В воле которого все - и законы и правила речи!
Всем нам Гомер показал, какою описывать мерой
Грозные битвы, деянья царей и вождей знаменитых.
Прежде в неравных стихах заключалась лишь жалоба сердца,
После же чувства восторг и свершение сладких желаний!
Кто изобрел род элегий, в том спорят ученые люди,
Но и доныне их тяжба осталась еще нерешенной.
Яростный ямб изобрел Архилох, - и низкие сокки,
80 Вместе с высоким котурном, усвоили новую стопу.
К разговору способна, громка, как будто родилась
К действию жизни она, к одоленью народного шума.
Звонким же лиры струнам даровала бессмертная Муза
Славить богов и сынов их, борцов, увенчанных победой,
Бранных коней, и веселье вина, и заботы младые!
Если в поэме я не могу наблюсти все оттенки,
Все ее краски, за что же меня называть и поэтом?
Разве не стыдно незнание? стыдно только учиться?
Комик находит трагический стих неприличным предмету;
90 Ужин Фиеста - равно недостойно рассказывать просто
Разговорным стихом, языком для комедии годным.
Каждой вещи прилично природой ей данное место!
Так раздраженный Хремет порицает безумного сына
Речью, исполненной силы; нередко и трагик печальный
Жалобы стон издает языком и простым и смиренным.
Так и Тел_е_ф и Пелей в изгнаньи и бедности оба,
Бросивши пышные речи, трогают жалобой сердце!
Нет! не довольно стихам красоты; но чтоб дух услаждали
100 И повсюду, куда ни захочет поэт, увлекали!
Лица людские смеются с смеющимся, с плачущим плачут.
Если ты хочешь, чтоб плакал и я, то сам будь растроган:
Только тогда и Телеф и Пелей, и несчастье их рода
Тронут меня; а иначе или засну я от скуки,
Или же стану смеяться. Печальные речи приличны
Лику печальному, грозному - гнев, а веселому - шутки;
Важные речи идут и к наружности важной и строгой:
Ибо так внутренне нас наперед устрояет природа
К переменам судьбы, чтоб мы все на лице выражали
110 Радует что, иль гневит, иль к земле нас печалию клонит,
Сердце ль щемит, иль душа свой восторг изливает словами!
Если ж с судьбою лица у поэта язык несогласен,
В Риме и всадник и пеший народ осмеют беспощадно!
В этом есть разница: Дав говорит, иль герой знаменитый,
Старец, иль муж, или юноша, жизнью цветущей кипящий,
Знатная родом матрона, или кормилица; также
Ассириец, колхидянин, пахарь, или разносчик,
Житель ли греческих Фив, или грек же - питомец Аргоса.
Следуй преданью, поэт, иль выдумывай с истиной сходно!
120 Если герой твой Ахилл, столь прославленный в песнях, - да будет
Пылок, не косен и скор, и во гневе своем непреклонен,
Кроме меча своего признавать не хотящий закона.
Гордой и лютой должна быть Медея; Ино - плачевна;
Ио - скиталица; мрачен - Орест; Иксион - вероломен.
Если вверяешь ты сцене что новое, если ты смеешь
Творческой силой лицо создавать, неизвестное прежде,
То старайся его до конца поддержать таковым же,
Как ты в начале его показал, с собою согласным.
Трудно, однако ж, дать общему личность, верней в Илиаде
130 Действие вновь отыскать, чем представить предмет незнакомый.
Общее будет по праву твоим, как скоро не будешь
Вместе с бездарной толпой ты в круге обычном кружиться,
Если не будешь, идя по следам, подражателем робким,
Слово за словом вести, избежишь тесноты, из которой
Стыд да и самые правила выйти назад запрещают.
Бойся начать как циклический прежних времен стихотворец:
"Участь Приама пою и войну достославную Трои!"
Чем обещанье исполнить, разинувши рот столь широко?
Мучило гору, а что родилось? смешной лишь мышонок!
140 Лучше стократ, кто не хочет начать ничего не по силам:
"Муза! скажи мне о муже, который, разрушивши Трою,
Многих людей города и обычаи в странствиях видел!"
Он не из пламени дыму хотел напустить, но из дыма
Пламень извлечь, чтобы в блеске чудесное взору представить:
Антифата и Сциллу, или с Циклопом Харибду!
Он не начнет Диомедов возврат с Мелеагоровой смерти,
Ни Троянской войны с двух яиц, порождения Леды.
Прямо он к делу спешит; повествуя знакомое, быстро
Мимо он тех происшествий внимающих слух увлекает;
150 Что воспевали другие, того украшать не возьмется;
Истину с басней смешает он так, сочетавши искусно,
Что началу средина, средине конец отвечает!
Слушай, чего я хочу и со мною народ наш желает:
Если ты хочешь, чтоб зритель с минуты паденья завесы
Слушал с вниманием, молча, до слова: "Бейте в ладоши",
То старайся всех возрастов нравы представить прилично,
Сходно с натурою, как изменяются люди с годами.
Квинт Гораций Флакк
Наука поэзии
Если бы женскую голову к шее коня живописец
Вздумал приставить и, разные члены собрав отовсюду,
Перьями их распестрил, чтоб прекрасная женщина сверху
Кончилась снизу уродливой рыбой, - смотря на такую
Выставку, други, могли ли бы вы удержаться от смеха?
Верьте, Пизоны! На эту картину должна быть похожа
Книга, в которой все мысли, как бред у больного горячкой.
Где голова, где нога - без согласия с целым составом!
Знаю: все смеют поэт с живописцем - и все им возможно,
10 Что захотят. Мы и сами не прочь от подобной свободы,
И другому готовы дозволить ее; но с условьем,
Чтобы дикие звери не были вместе с ручными,
Змеи в сообществе птиц, и с ягнятами лютые тигры!
К пышному, много собой обещавшему громко началу
Часто блистающий издали л_о_скут пришит пурпуровый,
Или описан Дианин алтарь, или резвый источник,
Вьющийся между цветущих лугов, или Рейн величавый,
Или цветистая радуга на небе мутно-дождливом.
Но у места ль она? Ты, быть может, умеешь прекрасно
20 Кипарис написать? Но к чему, где заказан разбитый
Бурей корабль с безнадежным пловцом? Ты работал амфору
И вертел ты, вертел колесо, - а сработалась кружка!
Знай же, художник, что нужны во всем простота и единство.
Большею частью, Пизоны, отец и достойные дети!
Мы, стихотворцы, бываем наружным обмануты блеском.
Кратким ли быть я хочу - выражаюсь темно, захочу ли
Нежным быть - слабым кажусь; быть высоким
впадаю в надутость!
Этот робеет и, бури страшась, пресмыкается долу;
Этот, любя чудеса, представляет в лесу нам дельфина,
30 Вепря плывущим в волнах! - И поверьте, не зная искусства,
Избежавши ошибки одной, подвергаешься большей!
Близко от школы Эмилия был же художник, умевший
Ногти и мягкие волосы в бронзе ваять превосходно.
В целом он был неудачен, обнять не умея единства.
Ежели я что пишу, не хотел бы ему быть подобным;
Так же как я не хочу с безобразным быть носом, имея
Черные очи или прекрасные черные кудри.
Всякий писатель предмет выбирай, соответственный силе;
Долго рассматривай, пробуй, как ношу, поднимут ли плечи.
40 Если кто выбрал предмет по себе, ни порядок ни ясность
Не оставят его: выражение будет свободно.
Сила и прелесть порядка, я думаю, в том, чтоб писатель
Знал, чт_о_ где именно должно сказать, а все прочее - после,
Где что идет; чтоб поэмы творец знал, что взять, что откинуть,
Также чтоб был он не щедр на слова, но и скуп, и разборчив.
Если известное слово, искусным с другим сочетаньем,
Сделаешь новым - прекрасно! Но если и новым реченьем
Нужно, дотоль неизвестное нечто, назвать, - то придется
Слово такое найти, чтоб неслыхано было Цетегам.
50 Эту свободу, когда осторожен ты в выборе будешь,
Можно дозволить себе: выражение новое верно
Принято будет, когда источник его благозвучный
Греков прекрасный язык. Что римлянин Плавту дозволил,
Или Цецилию, - как запретить вам, Вергилий и Варий?..
Что ж упрекают меня, если вновь нахожу выраженья?
Энний с Катоном ведь новых вещей именами богато
Предков язык наделили; всегда дозволялось, и ныне
Тоже дозволили нам, и всегда дозволяемо будет
Новое слово ввести, современным клеймом обозначив.
60 Как листы на ветвях изменяются вместе с годами,
Прежние ж все облетят, - так слова в языке. Те, состарясь,
Гибнут, а новые, вновь народясь, расцветут и окрепнут.
Мы и все наше - дань смерти! Море ли, сжатое в пристань
(Подвиг достойный царя!), корабли охраняет от бури,
Или болото бесплодное, некогда годное веслам,
Грады соседние кормит, взрытое тяжкой сохою,
Или река переменит свой бег на удобный и лучший,
Прежде опасный для жатв: все, что смертно, то должно погибнуть!
Что ж, неужели честь слов и приятность их - вечно живущим?
70 Многие падшие вновь возродятся; другие же, ныне
Пользуясь честью, падут, лишь потребует властный обычай,
В воле которого все - и законы и правила речи!
Всем нам Гомер показал, какою описывать мерой
Грозные битвы, деянья царей и вождей знаменитых.
Прежде в неравных стихах заключалась лишь жалоба сердца,
После же чувства восторг и свершение сладких желаний!
Кто изобрел род элегий, в том спорят ученые люди,
Но и доныне их тяжба осталась еще нерешенной.
Яростный ямб изобрел Архилох, - и низкие сокки,
80 Вместе с высоким котурном, усвоили новую стопу.
К разговору способна, громка, как будто родилась
К действию жизни она, к одоленью народного шума.
Звонким же лиры струнам даровала бессмертная Муза
Славить богов и сынов их, борцов, увенчанных победой,
Бранных коней, и веселье вина, и заботы младые!
Если в поэме я не могу наблюсти все оттенки,
Все ее краски, за что же меня называть и поэтом?
Разве не стыдно незнание? стыдно только учиться?
Комик находит трагический стих неприличным предмету;
90 Ужин Фиеста - равно недостойно рассказывать просто
Разговорным стихом, языком для комедии годным.
Каждой вещи прилично природой ей данное место!
Так раздраженный Хремет порицает безумного сына
Речью, исполненной силы; нередко и трагик печальный
Жалобы стон издает языком и простым и смиренным.
Так и Тел_е_ф и Пелей в изгнаньи и бедности оба,
Бросивши пышные речи, трогают жалобой сердце!
Нет! не довольно стихам красоты; но чтоб дух услаждали
100 И повсюду, куда ни захочет поэт, увлекали!
Лица людские смеются с смеющимся, с плачущим плачут.
Если ты хочешь, чтоб плакал и я, то сам будь растроган:
Только тогда и Телеф и Пелей, и несчастье их рода
Тронут меня; а иначе или засну я от скуки,
Или же стану смеяться. Печальные речи приличны
Лику печальному, грозному - гнев, а веселому - шутки;
Важные речи идут и к наружности важной и строгой:
Ибо так внутренне нас наперед устрояет природа
К переменам судьбы, чтоб мы все на лице выражали
110 Радует что, иль гневит, иль к земле нас печалию клонит,
Сердце ль щемит, иль душа свой восторг изливает словами!
Если ж с судьбою лица у поэта язык несогласен,
В Риме и всадник и пеший народ осмеют беспощадно!
В этом есть разница: Дав говорит, иль герой знаменитый,
Старец, иль муж, или юноша, жизнью цветущей кипящий,
Знатная родом матрона, или кормилица; также
Ассириец, колхидянин, пахарь, или разносчик,
Житель ли греческих Фив, или грек же - питомец Аргоса.
Следуй преданью, поэт, иль выдумывай с истиной сходно!
120 Если герой твой Ахилл, столь прославленный в песнях, - да будет
Пылок, не косен и скор, и во гневе своем непреклонен,
Кроме меча своего признавать не хотящий закона.
Гордой и лютой должна быть Медея; Ино - плачевна;
Ио - скиталица; мрачен - Орест; Иксион - вероломен.
Если вверяешь ты сцене что новое, если ты смеешь
Творческой силой лицо создавать, неизвестное прежде,
То старайся его до конца поддержать таковым же,
Как ты в начале его показал, с собою согласным.
Трудно, однако ж, дать общему личность, верней в Илиаде
130 Действие вновь отыскать, чем представить предмет незнакомый.
Общее будет по праву твоим, как скоро не будешь
Вместе с бездарной толпой ты в круге обычном кружиться,
Если не будешь, идя по следам, подражателем робким,
Слово за словом вести, избежишь тесноты, из которой
Загрузка...
